Выставка Архипа Ивановича Куинджи (1842-1910) в Инженерном корпусе продолжает один из магистральных сюжетов Третьяковской галереи — прочтение заново, с позиций нынешнего века, русского искусства XIX. Но в случае с Куинджи это скорее попытка вернуться назад, к «точке отсчета» — к его первым посмертным выставкам 1913 года (в Петербурге) и 1914 года (в Москве).

«Рифма», выстроенная в нынешнем проекте Третьяковской галереей почти век спустя, разумеется, неточная. Хотя бы потому, что на выставке 1913 года в залах Академии художеств было показано 410 работ. Сегодня в экспозиции их почти 180. Но зато впервые собраны вместе работы художника, которые правление Общества имени Куинджи — вплоть до закрытия Общества в 1930-м — рассылало по запросам музеев. За 20 лет существования Общества было передано 78 произведений Куинджи в 24 музея. На выставку картины Куинджи приехали из музеев Минска и Еревана, Таганрога и Казани, Чебоксар и Твери, Ставрополя и Самары, Нижнего Новгорода и Краснодара, Сыктывкара и Челябинска, Иваново и Смоленска, Пскова и Ростова. Сегодня в Инженерном корпусе можно, например, увидеть никогда не показывавшиеся в Москве полотна «Закат в степи» (из Художественного музея Бурятии) и «Волга» (из Азербайджанского национального музея искусств), привезенные из Улан-Удэ и Баку.

Но раритеты не единственное ноу-хау проекта. Собрав в основных чертах «пазл» наследия Архипа Ивановича Куинджи, кураторы Третьяковской галереи фактически столкнулись с той же проблемой, что некогда его наследники. Тогда, в 1912 году, «в процессе подготовки выставки, увидев, что множество эскизов и этюдов варьирует подчас одни и те же сюжеты, члены правления (Общества художников имени А.И. Куинджи) постановили группировать их «в несколько коллекций». У куратора нынешнего проекта Ольги Атрощенко был выбор: либо уходить от «повтора», выстраивая «линию жизни» этого сироты-грека из-под Мариуполя, ставшего европейской знаменитостью при жизни, акцентируя, как обычно, шедевры. Либо — вглядеться повнимательнее в эти вариации. У Архипа Куинджи, «гения-изобретателя», как его называл Репин, фантастическая биография даже для типичного self-made man. Из подпасков — в недолгие подмастерья в мастерской Айвазовского, из ретушера в фотоателье — в вольнослушатели Академии художеств, из передвижников — к «русскому импрессионизму», от славы — к затворничеству. Но кураторы Третьяковской галереи выбрали второй путь. Этот путь — вслед за художником — открывает мастера, который, говоря словами Пастернака, умел «привлечь любовь пространства, услышать будущего зов».

В случае Куинджи «любовь пространства» кажется не метафорой, а констатацией факта. Это пространство имеет более чем отдаленное отношение к сладостному искусству перспективы, открытом в эпоху Ренессанса. Куинджи, как сейчас сказали бы, не озабочен эффектом 3D, скорее он пишет мистическое пространство terra incognita. Позже Куинджи будет его подчеркивать контрастом цветов, как в «Ночи на Днепре» (1882), где река выглядит зеркалом неба.

Наконец, в «Тумане на море» (1905-1908) неразличимость горизонта заставляет вспомнить мистерии морских пейзажей Тёрнера. Об этой вещи М.П. Неведомский, первый биограф Куинджи, заметит: «И уж нигде так не уместно слово космический, как для характеристики аккорда этой вещи».

Неведомский нашел то слово, которое нынче ассоциируется со «Звездными войнами» или с гонкой вооружений, но в начале ХХ века в нем еще брезжила утопическая надежда. Для Куинджи ключ к тайне космоса лежит в искусстве. Лишь искусство способно преодолеть роковой разрыв между землей и небом, который исчезает, например, в его незаконченной картине «В тумане» (1905-1908). Кажется, что, здесь Куинджи, с тонко выписанными оттенками «белого по белому», протягивает руку в будущее — Джорджо Моранди и Владимиру Вейсбергу.

Насколько пристально Куинджи вглядывался в горизонт и небесные дали, свидетельствует один штрих. Так, астроном Н. Морозов, который был знаком с Куинджи, заметил, что «картина «Украинская ночь» пленила его не только лунным светом… и всей тихой красотой лунной ночи, но также как астронома и тем, что звезды все стояли на своем месте, в своих созвездиях, а не были случайно натыканы в разных местах, как часто бывает у других художников».

Представить, что Куинджи, который советовал своим ученикам не держаться за подробности предварительных этюдов при создании картины, расставляет звезды, пользуясь астрономической картой, смешно. Выставка Куинджи оставляет больше загадок, чем ответов. И сдается, художник Куинджи родом из того будущего, которое еще не стало настоящим и в XXI веке.