Явление на мировые экраны нового «Доктора Джекилла» знаменует не только возвращение устрашающего персонажа новеллы Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда», но и реанимацию суперзнаменитой в прошлом британской кинокомпании «Хаммер», прославившейся своими аляповатыми ужастиками. Выпустив множество готических хитов («Проклятие Франкенштейна», «Дракула», франшизу «Мумия» и др.), она угасла еще в 70-е годы прошлого века, но сейчас с приходом нового владельца вынашивает амбициозные планы. «Доктор Джекилл» — первая ласточка и пробный камень.

Сюжет Стивенсона дал толчок фантазии многих серьезных авторов, включая Герберта Уэллса («Человек-невидимка») или Оскара Уайльда («Портрет Дориана Грея»). Эта история о раздвоении одной личности, ее расщеплении на светлую и темную стороны не раз подтверждалась в реальности — вспомним хотя бы зловещую судьбу Теодора Качински — вошедшего в фольклор математика-террориста, в народе известного под именем Унабомбер и ставшего персонажем фильма Тони Стоуна. Многократно экранизирована и сама эта новелла, включая советский фильм Александра Орлова с Иннокентием Смоктуновским в главной роли. В 1960-м внесла свой вклад и компания «Хаммер», сняв фильм Теренса Фишера «Два лица доктора Джекилла».

Сценарист новой картины Дэн Келли-Малхерн и ее режиссер Джо Стефенсон предлагают современный взгляд на классическую новеллу, усложнив мотив раздвоения личности — сделав его еще более универсальным. В новелле о двойственности человеческой натуры и в ее экранизациях персонажи воплощали лицо и изнанку одной души. В новом психологическом триллере, сообразно выходу феминизма на авансцену мирового искусства, в герое сосуществуют не только добро и зло, свет и тьма — в нем конфликтуют мужское и женское начало. Доктор Генри Джекилл стал вальяжной Ниной Джекилл, мистер Хайд — ее альтер эго, кровожадной Рэйчел Хайд; обеих играет известная в Британии актриса, стендап-комик Эдди Иззард, своеобразие которой обусловлено уже ее собственной витиеватой судьбой. Играет превосходно, и одно ее присутствие уже делает картину достойной зрительского внимания.

Время действия перемещено ближе к нашим дням, рассказ идет от имени Роба (Скотт Чэмберс) — молодого человека, утомленного в сражениях с наркозависимостью и только что вышедшего из тюрьмы. Он надеется начать судьбу сызнова, увидеть наконец свою больную дочь и с помощью старшего брата (Морган Уоткинс) устраивается на работу в уединенном поместье знаменитого доктора Нины Джекилл, давно отошедшей от дел и ведущей отшельнический образ жизни. В роскошной вилле среди родовых портретов бродят тени древних тайн, и готический стиль этой истории безукоризненно выдерживает оператор Биргит Диркен, ее манера сообщает ужастику некую респектабельность.

Есть еще строгая экономка Сандра (Линдси Дункан); узнав о тюремном прошлом новобранца, она и слышать не хочет о продолжении переговоров о найме. Но молодой человек чем-то привлек внимание увядающей Нины, и начинается сюжет, который здесь лучше не пересказывать, хотя ход событий в общих чертах всем знаком по литературной и кинематографической классике: в покладистой миролюбивой Нине Джекилл таится злобная и кровожадная Рэйчел Хайд. Этот мотив внутренних противоречий любой личности перенесен в фильме практически на всех его персонажей: жуткая изнанка обнаружится и в самоотверженном братце Роба, и в его одержимой наркотой девушке Мейв, да и сам герой пытается избавиться от своего прошлого, выражавшего какие-то его темные инстинкты, отнюдь не намеренные сдаваться. То есть формально фильм Стефенсона настаивает на раздвоении, изначально присущем каждому из нас, когда дьявольские черты проступают даже в ангелоподобном создании, используя для этого любой подходящий повод от семейной ссоры до смутных времен и разразившихся внезапно войн.

При всем замахе первый опус возрожденной студии трудно признать вполне удачным. Хотя бы потому, что авторам не удалось убедительно обозначить критические моменты перехода одной личности в другую, а финал в целом неспешного фильма выглядит торопливым, скомканным и полным вдруг нахлынувших штампов — словно авторы и в своем детище не смогли укротить его второе, значительно менее креативное «я».