Пьеса Мольера написана в 1664 году. У нее богатая сценическая история, экранизации идут аж от Мурнау, с времен немого кино. Существует множество переводов, в том числе и на русский язык. Сколько было разговоров о том, что все они, включая Лозинского, изрядно устарели и непонятны современному читателю и зрителю. Но текст пьесы прекрасен – перечитайте.

Евгений Марчелли перешел на язык прозы, обратившись к переводу Федюкина, сделанному не вчера. «Онегина» теперь тоже экранизируют не в стихах, вспомним недавние киноопусы Сарика Андреасяна и Виктора Тихомирова. Как показывает практика, возможно все, если это талантливо. Мольера и Пушкина не задушишь, не убьешь никакими трактовками. «Тартюф» и сегодня живее всех живых. Звучит свежо и современно.

Главную роль в спектакле Марчелли исполнил Виталий Кищенко. Вместе они работал в «Тильзит-театре» и ярославском Театре им. Федора Волкова. Кищенко сыграл у Марчелли шекспировского Отелло, Жана в «Фрекен Жюли», чеховского Платонова, принесшего ему «Золотую маску». Они понимают друг друга.

Как-то во время съемок «Анны Карениной» Карена Шахназарова на «Мосфильме», когда еще имена исполнителей держались в строжайшей тайне, довелось случайно встретить в павильоне Виталия Кищенко в костюме и гриме. Никаких сомнений не было в том, что он сыграет Алексея Каренина. Попадание было безошибочным.

Если бы довелось невзначай встретить его теперь в кулисах, то точно бы в голову не пришло, что это не герой очередного сериала про маньяка, а Тартюф. Изначально его должен был играть и Александр Домогаров. Он даже начинал репетировать, но в итоге из-за разногласий с худруком Марчелли покинул театр. Остался один Тартюф.

Виталий Кищенко появляется в коротких брюках, карикатурно натянутых под самую грудь, сообразно советской провинциальной «моде», хотя мы не в СССР. Невзрачная рубашка с коротким рукавом наглухо застегнута. Нелепее существа не придумаешь, тем более если это Тартюф. На его лице – печать сладострастия пакостника и душителя детей.

Почва для появления мнимого святоши уже подготовлена. Начало придумано эффектное. Госпожа Пернель – Ольга Остроумова – с ужасом смотрит на беснующуюся в доме ее сына Оргона молодежь. Смотрит долго, молча, в упор. Пауза становится опасной, но Остроумова ее выдерживает. Пестрая и шумная толпа ведет себя как на дискотеке. Так что не поймешь, какое, милые, у нас тысячелетье на дворе Одеты все как на карнавале – ярко и пестро. Единого стиля нет. Смесь эпох. В дальнейшем будет преобладать пижамный стиль. Наверное, для большей доверительности и интимности. Сценография и костюмы Анастасии Бугаевой рождают вопросы.

Все происходит словно на подиуме, по обе стороны которого сидят зрители. Он усыпан новогодней мишурой, одноразовыми стаканчиками, детскими игрушками. Случайно наступишь – запищат.

Среди танцующих в дискотечном сиянии – и молодая жена Оргона, красавица Эльмира. Ее играет Дарья Балабанова – способная актриса, восходящая кинозвезда, снявшаяся в «Караморе» и «Здоровом человеке». Она тут одна из немногих, кто окончательно не потерял разум. Именно с ее появлением в доме Оргона, по замыслу Евгения Марчелли, возникает ощущение постоянного праздника.

Казалось бы, раз использован такой прием, то должно быть современно, а получается ровно наоборот – старомодно. Госпожа Пернель разразится гневной тирадой. Тартюфа праведного на них нет. После этого Ольга Остроумова появится только на миг. Мы услышим ее голос где-то за сценой. Останется ощущение недосказанности при многообещающем начале.

Оргона Валерий Яременко играет слишком жирно и громко, особенно для малой сцены. Одет он в современный деловой костюм. Чем занимается? Непонятно. Чем-то… в свободное от Тартюфа время. Он упертый глупец, которого одурманил лицемерный святоша. Нет никакой внутренней мотивации в его поведении в предлагаемой нам трактовке. И почему ему так важно породниться с Тартюфом, раз он готов отдать на заклание собственную дочь? Дочь Оргона Мариана (Екатерина Девкина) – современная девица, которая тоже зачем-то кричит, появляется в демонстративно непринужденной одежде, подчеркивающей ее формы и выбивающейся из общего ряда даже во всеобщем балагане. Такое ощущение, что актриса в ней чувствует себя неловко. Отец намерен отдать Мариану в жены Тартюфу и возражений не терпит. Эльмира пытается воздействовать на супруга, готова разыграть перед влюбленным или мнимо влюбленным в нее Тартюфом сцену признания в ответной любви, чтобы вывести его на чистую воду.

На Эльмире атласная сорочка, какие прежде надевали на ночь, а теперь они успешно заменяют повседневную одежду. Прикосновение к Тартюфу вызывает у Эльмиры рвотный рефлекс. Она вновь и вновь разыгрывает сцену признания в любви, чтобы все было аккуратно и без рвоты. Энтузиазма у публики многократные повторы не вызывают.

Ближе к финалу Эльмира ляжет на сервированный стол, напоминая то ли покойницу, то ли самое лакомое блюдо. Где стол был яств, там гроб стоит…

В бытность в Ярославле и Тильзите Евгению Марчелли неожиданное прочтение классики давалось естественно и виртуозно, не вызывало столько вопросов… В его работах был столичный блеск, сменившийся на провинциальность.