Один за другим во всем мире взрываются мосты, пролеты рушатся в воду… Так начинается документальный фильм Альгиса Арлаускаса «Перевод», и ни у кого из зрителей не возникает вопроса — при чем тут советские переводчики, о которых рассказывает картина, и мосты. Метафора более чем очевидная, про актуальность и говорить нечего. Хотя снимать этот фильм режиссер начал еще до всех «отмен» культуры, до спецоперации.Он и сам в мостах знает толк. Переехав в 1991-м из СССР на родину предков, в испанский Бильбао, Альгис открыл там, как он сам говорит, «филиал русского искусства»: театральную и киношколу, где учит студентов в традициях родного для него Щукинского училища и ставит Чехова, Горького, Вампилова…

О мостах мы и говорили с режиссером на московском кинофестивале «Русское зарубежье», где Альгис не только показывал свой фильм, но и работал в жюри, а еще бесконечно фотографировался с поклонниками — оказывается, еще многие помнят его Костика из «Спортлото-82».

Альгис, мы с вами в последний раз виделись в Саратове на Фестивале памяти Олега Янковского, вы со своими студентами привозили спектакль по Лорке с подстрочным переводом Натальи Малиновской и Анатолия Гелескула. И вот теперь мы с вами встречаемся на показе фильма об этих людях. Почему они вам так дороги?

Альгис Арлаускас: В их переводы я влюбился еще лет тридцать назад, когда сам играл в спектаклях по Лорке. И с тех пор стал следить, кто, где и как переводит испанскую литературу, а также английскую и русскую, так как неплохо знаю эти языки. Меня тогда поразило, что советские переводы на порядок выше, часто даже конгениальны, чем переводы английские или испанские. С другой стороны, я увидел, насколько неадекватно и линейно русская культура доводится до массового читателя на Западе. Насколько там обедняется представление о России и ее наследии. И тогда я захотел понять, в чем тут дело, в чем секрет русской школы перевода, к которой я отношу и Пушкина, и Жуковского, и Цветаеву, и Тарковского, и Пастернака, а еще Столбова, Любимова… На самом деле сотни и сотни мастеров, которые умели проникать в чужую культуру так, что на выходе, хоть это странно звучит, было и не понять, что лучше — подлинник или перевод.

Вместе вы на глазах у зрителей строите новый мост, Наталья Радионовна переводит пьесу испанского современного драматурга, а потом по ее переводу в России ставят спектакль. Это я к тому, что, конечно, фильм получился не только о вашей попытке разгадать гениальность русских переводчиков?

Альгис Арлаускас: Конечно, с помощью темы перевода мы говорим о более глобальных вещах, как то, что есть взаимопонимание и взаимопроникновение культур вообще, как отдавать себя другой культуре, чтобы люди адекватно воспринимали друг друга, и да, как строить те самые мосты. Кто бы что ни говорил о том, как же выстраивать взаимоотношения между народами и нациями, в итоге все равно все замыкается на культуре диалога и диалоге культур. А они уходят, потому что уходит великий перевод. Сейчас все больше можно увидеть бездарные переводы, которые губят международные связи. И просто напросто убивают авторов.

А есть какая-то формула, по которой можно понять, чем хороший перевод отличается от плохого?

Альгис Арлаускас: Есть такая мысль, кажется, ее произнес Роберт Фрост: поэзия — это то, что улетучивается при дословном переводе. В России еще во времена Шепкиной-Куперник подход к переводу был именно таким, чтобы ту самую поэзию чужого языка, мысли, культуры — сохранить. Здесь понимали, что линейный дословный перевод — это убивание духа. От французов я много раз слышал фразу: что вы так таскаетесь со своим Пушкиным, это же рядовой поэт романтического периода. Вот такая есть феня, и это беда колоссальная, что Пушкин не нашел адекватного уровня во французском переводе. Иначе бы Россию во Франции понимали куда лучше.

И тут дело не только в поэтах. Русским вообще свойственно проникать глубоко в чужую культуру. У вас есть этому объяснение?

Альгис Арлаускас: Мне кажется, это свойство начало формироваться во времена монголо-татарского ига, когда три века нужно было удерживать свою культуру и свой язык в режиме подавления. Вот за эти века, видимо, сложилась в русских людях необходимость диалога с другими культурами. Парадоксально, но это так. Православие тоже поощряло взаимопроникновение культур, потому что православие — соборное виденье духа человеческого. Потом вспоминаем, как Россия стала империей, именно империей, а не колониальной державой. Она не подавляла геноцидом другие народы, она их включала в свою культуру, она помогала им развивать собственные культуры. И до сих пор мы видим благодарность народов, которых Россия включила в свою историческую орбиту. Это еще одно объяснение того, о чем вы спрашиваете. Одна из главных русских традиций — все душой воспринимать традиции и культуры других.

Вы не находите, что сегодня не только качество переводов падает, но и в принципе падает интерес людей к культуре вообще и к культуре других народов тем более?

Альгис Арлаускас: Балом правит массовая культура, но она не способствует диалогу, она нивелирует диалог, она его упрощает, она его фрагментирует. Зашумляет. Вся попсовая культура — это зашумленная культура. Картина, на самом деле, страшная, и еще ужаснее она стала на фоне разгоревшейся русофобии. Русская культура — это всегда про душу и духовность, а их массовая культура боится, потому что душа и духовность требуют тишины, требуют затрат, саморазвития. Такую культуру легче отменить и унизить, чем пытаться до нее дотянуться.

Зато уж тот, кто дотянулся до русской культуры, навсегда получает прививку от русофобии. Тому тысячи примеров. Читавшие нашу классику, видевшие наш балет и наше великое кино вряд ли поверят в «дикую, варварскую Россию».

Альгис Арлаускас: Это наши культурные агенты! Таких много, это в основном старшее поколение. Но, знаете, что меня удивляет? Что даже те простые люди, кто никогда с русской культурой не соприкасался, а только слышал о Чайковском, Пушкине, Чехове, Тарковском, а это тоже немалая часть европейцев, те тоже чувствуют «лажу» в том, что им внушают сегодня, говоря о России. Ко мне в Испании подходит все больше людей с поддержкой. Они говорят: ну не может быть так, чтобы народ с великой культурой позволил себя ошельмовать, изничтожить, и что Россия стала исчадием зла.

Вы заговорили об агентах культуры, но ведь вы тоже агент русской культуры в Испании?

Альгис Арлаускас: Скорее, пропагандист! (смеется) Я руковожу и преподаю в школе «Анима», которую мы в нулевых годах открыли с моей бывшей женой Мариной Шиманской. Сначала мы учили театру и кино, теперь добавились еще музыка и танец. И все, что мы делаем там, связано с Россией. Например, два года назад мы прорвались сюда через все ковидные заслоны и на престижном театральном фестивале «Мелиховская весна» показали «Дядю Ваню» на испанском языке с субтитрами.