Вокалистка группы Аня Грин и гитарист Петр Ездаков в свое время сформулировали основную доктрину группы и даже сумели ее отстоять. Изначально они были лишь приглашенными музыкантами в состав набранный бывшим участником и основателем I.F.K. Максом Галстьяном. В планах Макса был коллектив с женским вокалом и мелодичными песнями, на максимальном отдалении от жесткого альтернативного звука.

Однако уже после первых релизов Аня и Петр на правах авторов стали добавлять в аранжировки элементы фламенко и латино. Подобная экзотика встретила решительный отпор со стороны основателя коллектива, и в итоге Макс покинул проект.

Обстоятельства сложились так, что в 2021 году Галстьян умер от осложнений после коронавируса. Его бывшие коллеги вспоминают соратника на каждом концерте, в юбилейном туре играют написанные им песни, но дальнейшие музыкальные планы строят исходя из собственных взглядов на то, что такое LaScala.

В беседе с «МК» Анна и Петр обсудили музыкальную моду, поп-хиты, рок-феминизм и семейный подход к написанию песен.

— В честь десятилетия группы вышел сборник El Dorado со всеми вашими хитами и одной новой песней. Причем старые песни записаны заново. Можно сказать, что для создания сборника хитов вы выбрали не самый легкий путь…

Анна: Нам-то казалось, что все очень просто. Уже есть готовые треки. Конечно, они криво и косо записаны много лет тому назад, но сейчас, когда мой вокальный уровень улучшился, у нас есть своя студия, много опыта и понимание, что такое музыка и как должен звучать финальный продукт, все займет максимум две недели. Подойду к микрофону, перезапишу — и вуаля. Но не тут-то было.

Мы начали в июне, продолжили в июле, а в августе я понимала, что еще и половина песен не переписана. Оказалось, сделать новый вариант и не испортить при этом оригинал очень сложно. В общем, некоторые песни я переписывала три-четыре раза.

Петр: Здесь проявилось какое-то консервативное свойство мозга. Тебе кажется, что ранее услышанное звучит лучше и эмоциональнее, потому как уже приелось. И так происходит не только со слушателями, но и с нами. В итоге лишь двадцать пятого января мы скинули финальную версию альбома. Так долго мы не работали ни над одной своей пластинкой. Но мы никогда раньше и не делали альбомы продолжительностью час, с шестнадцатью треками на борту…

— Когда вы начинали, у альтернативного рока была репутация если и не супермодной, то по крайней мере весьма востребованной музыки. А потом все вдруг решили, что ничего, кроме рэпа, не существует. Как вы сумели через все это пробраться?

Анна: Когда мы начинали, альтернатива уже прошла свой пик, ее сменил панк-рок. И мы с нашими песнями о любви и самокопаниях оказались не в моде. Нужны были протест и задорная музыка, и все плевать хотели на латино или фламенко, которые ты вплетаешь в свой звук. Уже тогда мы поняли, что стали аутсайдерами, потому как появились поздно и не вошли в обойму «верните мой 2007-й», никакого панк-рока в нашей музыке не было, а потом — здравствуй, рэп.

Петр: Мы действительно не принадлежали ни к одной волне. И делали всегда то, что сами хотели, несмотря на модные направления. Наверное, с приходом рэпа у большого количества людей поменялись вкусы, но на нас это не влияло, мы росли со своей аудиторией.

Анна: Нам в принципе наплевать, что сейчас в моде: хип-хоп или снова вернется альтернатива. Может быть, мы кусаем себе локти, потому как еще не играли в больших залах, а наши песни не звучали с больших экранов в качестве саундтреков. Но мы видим, как растет количество людей на концертах, и понимаем, что все делаем правильно. Просто чуть медленнее.

— Многие ваши коллеги до сих сомневаются в уместности концертов на фоне всего происходящего. Вы для себя решили выступать…

Анна: Я часто пою о своем желании звучать в унисон с публикой и регулярно обращаюсь в текстах песен к аудитории. Поклонники пишут, что я лечу их моими песнями, а для меня поклонники — главные лекарство. В такие непростые времена давать «лекарства» и добрую энергетику — лучшее, что можно придумать. Как бы это ни эгоистично звучало, но если я сейчас не буду петь песни о поиске чего-то светлого, то просто загнусь. Мы проделали большой путь, и сейчас время укреплять отношения с публикой, не бросать ее со своей болью, не отменять концерты. Никого не осуждаю.

Для того, чтобы уехать или остаться играть концерты, нужен одинаковый уровень смелости. Наш выбор — остаться. Конечно, репертуар немного изменился в не самую позитивную сторону. Пока душа болит, пишется не суперфиеста, но все это честно, мы себе не изменяем. Мы никогда не были протестной или философской командой. С первого альбома мы поем про секс, страсть, радость, душевные переживания.

— И еще в ваших песнях есть сюжеты и логически построенные предложения. Хотя сейчас принято думать, что мелодии и тексты должны состоять из своего рода крючков для того, чтобы зацепить людей. Вы, наверное, над этой модой посмеиваетесь? Или презираете?

Анна: Я, конечно, смеюсь, но помню, как громко пела на саундчеках Элджея: «Детка, ты любишь драные джинсы! О, о, о!» Мне нравится в поп-музыке отсутствие трехэтажного смысла, нравится, когда работают хуки, когда можно пуститься в пляс.

Петр: Клево, когда это органично. Но многие просто пускаются в чистую коммерцию, когда в текстах — хук на хуке, но смысла большого нет. Эти строчки хочется повторять, потому что они застревают в голове, при этом не несут никаких мыслей. Может быть, хуки — грамотный подход. Прикольно, хочется подпевать, но хочется и поэтического смысла. Неплохо бы балансировать.

Анна: Я, к сожалению, не умею писать простые песни. Мне часто советуют омолодить аудиторию, сделать что-нибудь для девчонок, которые хотят «о, о, о!»… Нужно будет потом Элджею что-нибудь на авторские закинуть. Но я такая как есть, потому что филолог и по-другому писать не умею. Если бы умела, давно написала бы свое «о, о, о!» и сделала из этого альбом хитов. Я, конечно, буду пробовать — вдруг проснусь однажды и меня осенит какая-нибудь повторяющаяся гласная. Обязательно об этом расскажу.

— Солистка рок-группы — это во многом феминистская должность. В ваших текстах такое есть. Это отражение ваших жизненных взглядов или просто подобный имидж лучше подходит к вашей музыке?

Анна: Я не могу понять, где заканчивается имидж и где начинается обычная жизнь. Меня в быту и меня на сцене отличает лишь наличие макияжа. В песнях — моя жизнь, и в них нет никаких выдумок, ну, может быть, что-то подглядываю у друзей-подружек.

Петр: Небольшое уточнение: Аня любит выдумки и в реальной жизни. Так что если в текстах что-то усовершенствуется на фоне обычной жизни, то это тоже реальная Аня.

Анна: Если вернуться к феминизму, то у меня в текстах нет задачи показать, что я госпожа, а мужчина — подкаблучник. Вообще группу LaScala узнали благодаря песне «В Океане Людей». Там очень феминистский припев: «Я не собака, имейте в виду, я не сяду на цепь за любовь и еду». Самое обидное, что эту песню написал Макс Галстьян, на тот момент сорокалетний мужчина. Так что начала не я, но я продолжила, потому что видела, как на концертах девчонки откликаются. Но обычно в альбоме есть только одна песня, где я госпожа, и минимум три, где я пою, что мне больно, меня ранили… Своими текстами я показывают многогранность женской натуры, но это совсем не феминизм.

— Вы вспомнили Макса Галстьяна. По официальной версии, он покинул проект из-за разных взглядов на то, как группа должна развиваться. Сейчас можно говорить о том, что базис LaScala по-прежнему тот, что предложил Макс, или вы все изменили?

Петр: Базис, который предложил Макс, был на самом деле довольно хаотичным. Сейчас мы отмечаем пятилетие LaScala. Все, что было раньше, напоминало демо той группы, которая есть сейчас. Макс все придумал, начал набирать музыкантов. И Аня, и я — мы приглашенные участники, до нас в группе уже были барабанщица, клавишник, басист и сам Макс. Конечно у Макса было определенное видение, но как его дальше развивать, никто толком не знал. После записи первого альбома и первых концертов мы начали понимать, что нужно двигаться дальше, решить, в чем наша уникальность и зачем вообще все это.

Анна: На первом альбоме была песня Muleta, вдохновленная Испанией. Единственная в такой стилистике, несмотря на то что я фанатка испаноязычной культуры. Но журналисты вдруг стали писать о нас как о группе, которая играет латино-рок, хотя у нас была куча другого материала. И я предложила продолжить это направление, раз уж нас так назвали. Все-таки латино — это радость, к тому же я не знаю здесь других групп, которые играют альтернативу с таким экзотическим привкусом. Но Максу это не понравилось, он трушный альтернативщик, основатель I.F.K, хотел играть что-то крутое. При этом в группе была девушка-барабанщица, да и я совсем не мазафачная барышня. Мне, конечно, нравится иногда что-то рэперское зачитать, но это скорее конфликтует с тем, какая я на самом деле.

Петр: В общем, мы все больше приносили латино, и когда у нас появилась песня Repeat, а потом «Реванш», Макс сказал, что ничего более ужасного он в своей жизни не слышал и не хочет подписываться под этими треками. В итоге мы разбежались, но вскоре «Реванш» станет нашим главным хитом, а Repeat превратится в лучшую «закрывашку» концерта.

— Специфика вашего «худсовета» в том, что он семейный, и это не всегда плюс. Как рождаются песни: в согласии или конфликтах?

Петр: Бывает, что все проходит гладко. Вот песню «Рядом», которая является единственным новым треком на сборнике, мы написали довольно легко.

Анна: Мы никогда не ссоримся из-за бытовухи в виде мусора, ремонта, переезда… Но когда дело касается тональностей, темпа, то страсти кипят.

Петр: Не дай бог выразить сомнение в строчке, которую написала Аня…

Аня: Не дай бог мне попросить сделать гитару чуть потише… У каждого есть свои аргументы: «слишком много текста» или «слишком много гитары». А потом слово за слово — и началось. Но на семейном поприще все в порядке. Наверное, мы можем так переругаться в студии, что уже забываем, как можно скандалить из-за грязной посуды. С посудой мы, кстати, выкрутились: Петя стал заказывать готовую еду в упаковке.

— Есть давнее наблюдение о том, что участники альтернативных групп, как правило, ведут возмутительно здоровый образ жизни. Вы в этой компании?

Петр: Иначе в турах сложно выживать.

Анна: На первых наших гастролях мы по-честному пытались быть рокерами. В общем, мы тусили, мы бухали, но наши печени устали. Было просто невыносимо, когда сутки едешь из Краснодара в минивэне, тебе плохо, но в Москве нужно на работу.

Я тогда преподавала детям английский и испанский, а Петя работал звукорежиссером в караоке. В какой-то момент мы решили попробовать по-другому. Что, если в туре не пить? Ну, или по чуть-чуть. Что, если в зал ходить? Два-три раза в неделю, но регулярно. Что, если калории считать? И в какой-то момент мы посмотрели на себя в зеркало и увидели, что у нас есть кубики. К тому же мы стали выносливее. Это же круто, когда на следующий день после концерта не болит голова…

Петр: В общем, зал, более-менее здоровое питание, витамины, сон восемь часов. В итоге мы стали чувствовать себя гораздо лучше, успевать больше. Так что спите, это полезно.