ихаила Врубеля не принимали критики и не понимали современники, однако в историю русского искусства он вошел как великий живописец, один из основоположников русского модерна и символизма. «Культура.РФ» рассказывает, какие истории скрываются за знаменитыми картинами художника.

«Суд Париса»

Летом 1863 года Врубель по рекомендации художника и коллекционера Ильи Остроухова получил заказ на оформление парадного входа в особняке инженера Константина Дункера. «Я получил довольно большой заказ: написать на холстах три панно и плафон на лестницу д[ома] Дункер, женатого на дочери известного коллекционера Дмитрия Петровича Боткина, работа тысячи на полторы; что-нибудь относящееся к эпохе Ренессанс и совершенно на мое усмотрение», — радостно писал художник. Для панно он выбрал сюжет «Суд Париса»: миф о том, как Парис, сын царя Трои, решает, какая из трех олимпийских богинь достойна получить яблоко с надписью «Прекраснейшей».

Работа двигалась медленно. Уже на стадии создания набросков пришлось делать перерыв, Врубеля замучил ревматизм: «…с горя, что он ухудшился, и чтобы как-нибудь поддержать бодрость духа для предстоящего начала работ у Дункера уже на холстах и на месте, я три дня провел с Кончаловскими, у них и ночевал». Когда художник наконец приступил к панно, условия работы показались ему невыносимыми:

Наконец, в субботу очень бойко начал чертить углем; но ты представляешь, что такое отделывающийся дом: незапирающиеся рамы, хлопанье дверьми и адские сквозняки — словом, я еще больше простудился и решил, пока не поправлюсь, туда ни ногой.
Триптих Врубель закончил только в начале ноября. Один из самых придирчивых критиков того времени, художник Степан Яремич, назвал панно «высоким праздником искусства», однако владельцы дома произведение не оценили. Когда Константин с супругой Елизаветой Боткиной пришли «принимать работу», они панно отвергли без объяснения причин. «Суд Париса» в итоге купил компаньон Саввы Мамонтова и его большой друг — инженер Константин Арцыбушев.

«Маска льва»

В 1878 году в Абрамцево, имении мецената и предпринимателя Саввы Мамонтова, сложился художественный кружок. Его участниками стали знаменитые живописцы: Михаил Нестеров, Константин Коровин, Виктор Васнецов и другие. Приезжал на мамонтовскую дачу и Михаил Врубель. Участники сообщества не только писали картины, но и планировали возродить традиционные русские ремесла. Так, среди прочих мастерских на территории усадьбы появилась гончарная. Врубель страстно увлекся керамикой и стал руководить производством.

В то время Мамонтов еще не понимал живопись Врубеля, она казалась ему странной, но все же нравилась. «Все в доме знали, что всякие зарисовки и черновики, которые Врубель бросал, надо было сохранять и относиться к ним с должным уважением», — вспоминала его младшая дочь Александра. «…Сегодня Врубель сидел и мазал, а я подобрал. Черт его знает, что это, а хорошо…» — делился сам Мамонтов с Константином Станиславским. Благодаря абрамцевской мастерской Врубель наконец стал зарабатывать: он получил заказы на несколько печных композиций, начал работу над майоликовой часовней на территории усадьбы и над проектом пристройки к дому в римском стиле.

Керамическую львиную маску Врубель создавал на глазах художника Николая Прахова.

Михаил Александрович сбил большой комок глины и быстрыми движениями рук стал придавать ему вид львиной головы. Местами работал большой стекой, решительно снимал лишнюю глину, но больше — руками. Потом, когда в основном львиная маска была закончена, внимательно посмотрел на нее и отхватил ножом, по обеим сторонам, те места, где другой художник стал бы лепить гриву. Скульптура получилась сразу характерная для льва, монументальная, напоминающая ассирийскую.
Через несколько лет абрамцевская мастерская выросла до настоящего производства, которое переехало ближе к Москве — на окраину у Бутырской Заставы. А фирменным знаком завода стала та самая врубелевская львиная маска.

«Девочка на фоне персидского ковра»

В 1885 году Врубель вернулся в Киев из своего первого путешествия по Италии. Историк искусства и археолог Адриан Прахов пригласил его поработать над росписями Кирилловской церкви. Гонорар Врубель тратил очень быстро. «Нельзя не сказать, что Миша плохо распоряжается своими ресурсами», — сетовал отец художника в письме к дочери.

Вскоре Врубель стал завсегдатаем ссудных касс. Одна из них располагалась в доходном доме Жана Батиста Кане и принадлежала Георгию Дахновичу. Сюда живописец приносил свои вещи и картины в залог или на продажу за символическую плату. Дахнович часто помогал Врубелю, выдавая ему небольшие суммы и не требуя возврата.

Чтобы поправить материальное положение, художник решил написать на продажу портрет дочери Дахновича — 13-летней Марии. В ссудной кассе Врубель часто любовался оставленными под залог самоцветами и драгоценными камнями. Они и вдохновили его написать Маню в образе восточной принцессы.

…Я наконец нашел причину моей неуспешности за последнее время — это совершенное оставление втуне работы с натуры, а между тем это единственная дисциплина и средство прокормления; на творчество рассчитывать нельзя. Я теперь пишу очень красивый этюд с девочки на фоне бархатного ковра — вот твои двадцать рублей и помогут мне его окончить спокойно; вероятно, удастся его продать руб. за 200–300, и тогда опять за Терещенскую картину и за Демона.
Михаил Врубель — сестре Анне
Художник был уверен, что картину приобретет сам Дахнович. Однако ему полотно не понравилось, мнением самой модели никто не интересовался, поэтому Врубель так и остался без долгожданного гонорара. При жизни автора продать картину так и не удалось, хотя он четыре раза выставлял «Девочку на фоне персидского ковра» на аукционах.

«Демон сидящий»

В Киеве Врубель безответно влюбился в Эмилию, жену историка Адриана Прахова. В этот период он написал множество ее портретов, даже изобразил ее в образе Богоматери. Свои чувства Врубель не скрывал даже от Прахова, но, конечно, Эмилия не ответила художнику взаимностью. Константин Коровин рассказывал:

Было лето. Жарко. Мы пошли купаться на большой пруд в саду. «Что это у вас на груди белые большие полосы, как шрамы?» — «Да, это шрамы. Я резал себя ножом» «…А все-таки скажите, Михаил Александрович, что же это такое вы себя резали-то ножом — ведь это должно быть больно. Что это — операция, что ль, как это?» Я посмотрел поближе — да, это были большие белые шрамы, их было много. «Поймете ли вы, — сказал Михаил Александрович. — Значит, что я любил женщину, она меня не любила — даже любила, но многое мешало ее пониманию меня. Я страдал в невозможности объяснить ей это мешающее. Я страдал, но, когда резал себя, страдания уменьшались.
В это трудное время в работах художника впервые появился образ Демона. Тогда же в Киев приехал Александр Врубель, чтобы проведать сына. «Ни теплого одеяла, ни теплого пальто, ни платья, кроме того, которое на нем… Больно, горько до слез» — в таком положении он застал Михаила. Первые наброски «Демона» вызвали у старшего Врубеля ужас. Живописец уничтожил работу, однако позже все-таки вернулся к этой теме.

В 1890 году Врубелю заказали иллюстрации к юбилейному двухтомнику Михаила Лермонтова. Вдохновившись поэмой «Демон», он начал работу над картиной, которая получила название «Демон сидящий».

«Я пишу Демона, то есть не то чтобы монументального Демона, которого я напишу еще со временем, а «демонического» — полуобнаженная, крылатая, молодая уныло-задумчивая фигура сидит, обняв колена, на фоне заката и смотрит на цветущую поляну, с которой ей протягиваются ветви, гнущиеся под цветами», — писал Врубель сестре.

В этой работе художник использовал технику «кристаллической» живописи: наносил краску широкими, короткими мазками не кистью, а мастихином, специальной лопаткой, что создавало эффект мозаики, витража, переливов граней драгоценного камня. В образе Демона сочетаются мужские и женские черты, поэтому некоторые современники говорили, что в нем можно увидеть сходство с Эмилией Праховой.

В 1895 году Врубель писал декорации для Панаевского театра в Петербурге. На репетиции оперы «Гензель и Гретель» он увидел певицу Надежду Забелу и влюбился. Много лет спустя она вспоминала:

…на одной из репетиций… я во время перерыва (помню, стояла за кулисой) была поражена и даже несколько шокирована тем, что какой-то господин подбежал ко мне и, целуя мою руку, воскликнул: «Прелестный голос!» Стоявшая здесь Т.С. Любатович поспешила мне представить: «Наш художник Михаил Александрович Врубель», — и в сторону мне сказала: «Человек очень экспансивный, но вполне порядочный». Так чувствителен к звуку голоса Врубель был всегда. Он тогда еле мог разглядеть меня — на сцене было темно, но звук голоса ему понравился.
Буквально через несколько дней Врубель сделал Надежде предложение, и в 1896 году пара обвенчалась в Женеве, куда певица отправилась на гастроли. Художник впоследствии писал сестре, что в случае отказа покончил бы с собой. О Врубеле говорили, что он много пьет и сорит деньгами, но это Надежду не смутило. К моменту венчания художник в прямом смысле слова остался без копейки и от вокзала шел к невесте пешком.

Именно Надежда во многом открыла для Врубеля театр, особенно он полюбил оперы Николая Римского-Корсакова. Одна из них — «Сказка о царе Салтане» — вдохновила художника на создание картины «Царевна Лебедь». Врубель писал эскизы костюмов и декораций и одновременно работал над портретом волшебницы, превращающейся в птицу. Царевна Лебедь совсем не похожа на Надежду Забелу, а многие современники увидели в ней черты все той же безответной любви Врубеля — Эмилии Праховой.

«Демон поверженный»

В 1901 году Врубель сделал первые эскизы к картине «Демон поверженный». В сентябре у художника родился сын, которого назвали Саввой. Мальчик появился на свет с врожденным пороком — «заячьей губой» (расщепленным небом). Ради сына Надежда оставила сцену, и содержание семьи полностью легло на плечи Врубеля. Художник стал работать все больше и больше, у него началась затяжная депрессия.
Степан Яремич писал:

Всю зиму Врубель работает со страшным напряжением. Вместо обычных трех-четырех часов он работает по 14, а иногда и больше — при искусственном освещении, никуда не выходя и едва отрываясь от картины. Раз в день он надевал пальто, открывал форточку и с четверть часа вдыхал холодный воздух — это он называл своей прогулкой. Весь поглощенный работой, он стал нетерпимым ко всякой помехе, не хотел видеть гостей и едва разговаривал со своими.
Несмотря на тяжелое состояние художника, его слава росла. Надежда писала сестре, что «у него масса работы, все от него требуют эскизов, советов, приглашают на выставку, выбирают членом в разные общества, только денег мало платят, а слава его в Москве растет».

В декабре 1901 года работа над «Демоном поверженным» была закончена. В начале следующего года работу привезли в Санкт-Петербург на выставку, организованную объединением «Мир искусства». Но Врубель не мог «отпустить» свою работу.

С ним происходило нечто неладное, заставлявшее всех нас беспокоиться за его здоровье. Еще до открытия выставки он приходил рано утром с ящиком с красками и прописывал разные места выставленного им впервые «Демона». Врубель приносил с собой бутылку шампанского и, то и дело прикладываясь к ней, неистово писал. Сперва дело ограничивалось небольшими ретушами, но вскоре он начал писать повсюду, прописывая заново всю фигуру Демона, переписывая ему руки, лицо, одежду. Я каждый день ходил и наблюдал его. Михаил Александрович ничего и никого не замечал и был как во сне. Когда выставка уже открылась, он продолжал рано утром приходить и писал все с большим азартом, не стесняясь даже присутствием публики, почему его приходилось останавливать и уговаривать прекратить писание. На наших глазах «Демон» становился все хуже и хуже, рисунок и лепка деформировались, и голова приняла тот искаженный облик, который сохранился навсегда. В одно утро он не появился. Через несколько дней мы узнали, что он хотел в театре выйти из-за кулис на сцену, чтобы петь вместо певца, исполнением которого был недоволен. Его насилу удержали и вслед затем увезли в лечебницу.

Врубеля госпитализировали в клинику, где психиатр диагностировал у него поражение нервной системы. Художник был буйным, не говорил связно, страдал манией величия.

В феврале 1903 года Врубеля выписали из клиники, но вскоре его ждал новый удар — смерть маленького сына. Художник пытался поддержать жену, но его состояние быстро ухудшилось, и он сам попросил отвезти его в больницу. После неудачного лечения в Риге 9 июля 1904 года Врубеля перевели на реабилитацию в клинику Федора Усольцева в Петровском парке, где художник неожиданно пошел на поправку. Через полгода он вернулся к работе, начал писать «Шестикрылого серафима», но в начале 1906 года у Врубеля резко ухудшилось зрение. Врачи подтвердили прогрессивный паралич и атрофию зрительного нерва.

В ноябре 1905 года в клинику приехал Николай Рябушинский — издатель журнала «Золотое руно». В редакции планировали создать галерею современных писателей и заказали портрет Валерия Брюсова Врубелю. Рябушинский сразу заплатил аванс 300 рублей — большую по тем временам сумму, которой хватило бы на два месяца пребывания в клинике Усольцева.

Врубель приступил к работе. Брюсов вспоминал:

Вот отворилась дверь, и вошел Врубель. Вошел неверной, тяжелой походкой, как бы волоча ноги. Правду сказать, я ужаснулся, увидя Врубеля. Это был хилый, больной человек, в грязной измятой рубашке. У него было красноватое лицо; глаза — как у хищной птицы; торчащие волосы вместо бороды. Первое впечатление: сумасшедший! В жизни во всех движениях Врубеля было заметно явное расстройство. Но едва рука Врубеля брала уголь или карандаш, она приобретала необыкновенную уверенность и твердость. Линии, проводимые им, были безошибочны. Творческая сила пережила в нем все. Человек умирал, разрушался — мастер продолжал жить.
Однако завершить работу Врубель не успел. 12 февраля он написал жене, что не может читать и рисовать, а через несколько дней полностью ослеп.