Имя Александра Рудина прочно связано с понятием универсального таланта — он виолончелист, дирижер, пианист, руководитель одного из лучших российских оркестров Musica Viva. Музыкант- эрудит, открывающий публике сочинения разных эпох — от Ренессанса до XXI века, а по сути восстанавливающий невидимые «связи времен», культур, музыкальных языков и стилей.

На одном из своих концертов маэстро Александр Рудин вышел на сцену зала Чайковского с балетом Большого театра, танцевавшего под Вариации на тему рококо Петра Чайковского в его исполнении. Фото: пресс-служба Московского камерного оркестра Musica vivaНа одном из своих концертов маэстро Александр Рудин вышел на сцену зала Чайковского с балетом Большого театра, танцевавшего под Вариации на тему рококо Петра Чайковского в его исполнении. Фото: пресс-служба Московского камерного оркестра Musica vivaНа одном из своих концертов маэстро Александр Рудин вышел на сцену зала Чайковского с балетом Большого театра, танцевавшего под Вариации на тему рококо Петра Чайковского в его исполнении. Фото: пресс-служба Московского камерного оркестра Musica viva
«Рудинская» харизма особенная — это безупречный профессионализм и чувство меры в подходе к интерпретациям, обаятельная красота и ясность музыкальных решений, безупречный вкус и редкое сочетание корректности и исполнительской свободы.

Юбилейный концерт Александра Рудина состоится 29 ноября в Концертном зале Чайковского. И хотя, согласно антиковидному протоколу, зал будет заполнен только на четверть, переносить концерт музыкант не стал.

Те, кто десять лет назад присутствовал в зале Чайковского на вашем 50-летии, помнят многочасовой марафон, когда вы играли подряд шесть Концертов для виолончели с оркестром — от Гайдна до Шостаковича. Чем планируете поразить в этот раз?

Александр Рудин: Из-за всех этих обстоятельств пандемии программу нам пришлось менять на ходу. Не смог приехать в Москву Алексей Любимов, с которым мы планировали играть Концерт Моцарта, пришлось исключить из программы сочинение Фердинанда Риса, друга и ученика Бетховена, чтобы не собирать большой состав оркестра. Вместо этого сыграем с моим коллегой Эмином Мартиросяном Концертино для двух виолончелей другого композитора бетховенской эпохи — Антонина Крафта, яркое, нестандартное сочинение, неизвестное у нас. Будет в программе и барочная музыка — арии из сочинений Вивальди, Генделя, Вильгельма-Фридемана Баха в исполнении Диляры Идрисовой и Владимира Байкова. А во втором отделении я сыграю Концерт Шумана и его Фантазию до мажор для скрипки. Я специально для концерта сделал переложение этой пьесы для виолончели. В качестве сюрприза для нашей малочисленной публики мы решили с Назаром Кожухарем играть на балкончиках зала Чайковского перед началом концерта старинную музыку на гамбах.

В начале этого сезона, когда вы к 250-летию Бетховена играли здесь же, в зале Чайковского, его Девятую симфонию, это тоже стало неким сюрпризом для публики. Такой поразительно легкой, подвижной, напрочь лишенной привычного монументализма Девятой слышать не приходилось.

Александр Рудин: Мы задумывали исполнить Девятую симфонию на исторических инструментах эпохи Бетховена. Но разразилась пандемия, и пригласить музыкантов из-за границы не получилось. В смысле инструментария наша идея не была реализована, там почти не было исторических инструментов, кроме тромбонов и труб, но в части интерпретации симфонии она была реализована. Это исполнение было действительно необычным и даже шокировало некоторых своими темпами, смысловыми и музыкальными акцентами. Дело в том, что у Девятой симфонии есть особый внемузыкальный статус: большой состав оркестра, хор и шиллеровская идея позволяют исполнять ее в разных ситуациях и пространствах. Я как раз не хотел никакого масштаба, а был сосредоточен исключительно на музыкальной составляющей, на следовании авторским темпам. Кстати, у Бетховена все темпы проставлены им самим. Когда в 1815 году появился метроном, это изобретение очень заинтересовало Бетховена, и он проставил в своих симфониях все темпы. Эти темпы очень быстрые. Конечно, если играть Девятую монументально, составом в 100-200 человек, то быстро не сыграешь — и по причинам акустическим, и из-за большого количества участников. Это зрелищно и производит впечатление, но в каком-то смысле отдаляет от музыкального замысла Бетховена. А поскольку я все-таки интересуюсь замыслом, изложенным на нотной бумаге, то мы отсекли всю эту внемузыкальную, политико-философскую часть и сосредоточились на духе музыки и на авторском тексте.

Авторский текст — это сегодня одна из самых актуальных тем в исполнительской интерпретации. В России наконец появилось издание сочинений Чайковского в авторских редакциях, а недавно презентовали два тома сочинений Мусоргского (авторские редакции «Бориса Годунова»). Однако практика показывает, что пока мало кто из исполнителей стремится играть авторскую редакцию того же Первого фортепианного или Скрипичного концертов Чайковского. Между тем вы были чуть ли не первым, кто играл еще в 1982 году на Конкурсе Чайковского Вариации на тему рококо в авторской редакции.

Александр Рудин: Дом-музей Чайковского делает очень большое дело, и так должны издаваться все русские композиторы. А у нас даже Глинка, основоположник русской музыки, позорно давно не переиздавался — с 40-х или 50-х годов. Возможно, в те времена это издание было хорошим, но мы уже находимся в другой эпохе, у нас другие представления, критерии. Что касается Рококо, то до меня вариации в авторской редакции играл Кнушевицкий, может, кто-то еще. Однако сейчас ситуация понемногу меняется: если раньше, когда я приезжал куда-то играть Рококо, мне приходилось брать ноты с собой, то теперь уже эти ноты есть во многих оркестрах.

С 80-х годов, практически со времен конкурса Чайковского, вы играете на виолончели венецианского мастера Монтаньяна, и звук этой виолончели стал фирменным «звуком Рудина», теплым, глубоким, благородно роскошным.

Александр Рудин: Я играл на этой виолончели больше тридцати лет, но мне пришлось ее вернуть в Госколлекцию. Это очень печальная история. Года полтора назад страшно повысились цены за аренду страховку инструментов из Госколлекции — причем не на 10-20 процентов, а на все сто, если не больше. А это шестизначные суммы в сотни тысяч рублей. Платить такие деньги у меня возможности нет, поэтому не только я, но и многие мои коллеги были вынуждены отдать назад дорогие инструменты. Претензий к Музею Глинки у меня нет, сотрудники Госколлекции даже сочувствовали мне. На юбилей была мысль взять эту виолончель, я ведь очень с ней связан, но когда я позвонил, оказалось, что она вошла в реестр особо ценных инструментов и ее вообще не выдают. Она уже год лежит в хранилище, даже не знаю, как она себя там чувствует. На инструменте нужно играть, чтобы он жил.

Это какой-то новый тяжелый сюжет для музыкантов, ведь раньше инструменты из Госколлекции могли получить даже очень молодые музыканты, которые играли на конкурсах или были лауреатами.

Александр Рудин: Вообще, на Западе, если дают в пользование ценный инструмент, то музыкант платит только страховку. Если государство дает в пользование такое имущество музейного статуса, при чем тут аренда? Сам я коллекцией пользовался очень давно, чуть ли не с 13-14 лет. В Советском Союзе даже речи не шло о взимании с музыкантов какой-то платы. Я помню еще Владимира Михайловича Быстрожинского, директора коллекции в 70-е годы, помню уникального мастера и реставратора Анатолия Кочергина: на его инструментах играли многие известные музыканты, включая Ростроповича, Ойстраха. А сейчас с мастерами у коллекции непростая ситуация: их практически нет. А все эти старые инструменты нуждаются в особом уходе, в реставрации. И получается, что инструменты и не в музее — их смотреть нельзя, и играть на них нельзя.

Раз заговорили о прошлом: вы застали «золотой век» советского исполнительства — на сцене были Ростропович, Шафран, Гилельс, Рихтер, Ойстрах. На конкурсе Чайковского в 1978 году, когда вы в 17 лет стали лауреатом, у пианистов победил Михаил Плетнев. Но с тех пор изменилась сама парадигма музыкальной жизни: она коммерциализировалась, и на рынок конвейером вышли виртуозы с феноменальной техникой, многие из которых — из Азии. Как вы воспринимаете эту ситуацию?

Александр Рудин: Да, сегодня мы действительно видим большое количество исполнителей из Азии. Если это люди вдумчивые, они добиваются не только карьерных, но и серьезных музыкальных успехов. В том же Китае феноменальная система обучения музыке, и они заслуженно выходят на первые позиции. Но и в России, и в других странах есть прекрасные виолончелисты 30-40-летнего возраста, интересующиеся, не заскорузлые, не играющие десятилетиями по одним и тем же нотам, полученным от своих педагогов, а думающие музыканты, которые продолжают раздвигать границы нашего виолончельного репертуара. Мне кажется, что виолончель после того рывка, который ей обеспечил Ростропович, продолжает идти на хорошей скорости. Сейчас виолончель популярна и в поп-музыке, есть даже рок-ансамбли. Что касается общей ситуации, то сейчас, в сравнении с прошлым, не работают с аудиторией, не воспитывают ее. Филармонии работают со своей публикой, но должна быть какая-то государственная программа, связанная вообще с пониманием основ искусства: как слушать музыку, как смотреть живопись, как понимать литературу. Должна быть и какая-то государственная программа пропаганды музыки наших современников. Музыка, которая пишется сейчас, должна звучать! Нельзя же играть по 10-20 раз в год Реквием Моцарта, при том, что 90 процентов людей в зале думают, что это все написал Моцарт. А это и есть бескультурье. Я понимаю, что все это несоизмеримо с уровнем цен на нефть, но об этом стоит задуматься, чтобы люди понимали свое место в мире, чтобы они разбирались в жизни, в искусстве.

У вас с оркестром Musica Viva был запланирован осенью большой тур по городам Севера. Он отменился?

Александр Рудин: Этот тур с названием «Русская музыка на русском Севере» мы готовили на Грант президента и должны были поехать по городам Коми: Сыктывкар, Воркута, Усинск, Печора. Но теперь он перенесен на сентябрь следующего года. Очень хотелось бы показать в этом туре программы в духе нашего цикла «Шедевры и премьеры», где мы играем и хорошо известную, и редко исполняемую, и современную музыку.

Ваш педагог по виолончели Лев Евграфов на рубеже 60-70-х годов выступал с циклами «Шедевров мирового музыкального искусства» и «Советской виолончельной музыки». Вероятно, это он отчасти повлиял на ваш репертуарный универсализм?

Александр Рудин: Я помню его афишу в Ульяновске в 70-м году, где в честь 100-летия Ленина он играл цикл из двенадцати концертов мировой классики — огромный репертуар. Он много играл и современной советской музыки. У него есть превосходные записи, некоторые из них выставлены на ютубе. Действительно, интерес к разным стилям отчасти у меня от него. Хотя, конечно, мы совершенно разные музыканты и иногда спорим очень уважительно насчет каких-то интерпретаций. Я очень ценю его мнение, его благожелательную критику.

Уже 32 года вы руководите оркестром Musica Viva, который сегодня играет репертуар, не сопоставимый ни с одним оркестром: от барокко и XVIII века, романтического репертуара, до новейшей музыки — причем во всех исполнительских стилях. Это и было вашей целью работы с оркестром?

Александр Рудин: Я пришел в оркестр в 1988 году, и у музыкантов уже были к тому времени свои репертуарные предпочтения: это русская музыка. Мы развивали и эту сторону репертуара, и уже тогда играли барочную музыку, осваивали разные стили и репертуар. У меня всегда были идеи, но не доставало финансовых возможностей, чтобы приглашать тех интересных солистов и дирижеров, с которыми мы хотели бы сотрудничать. Тем не менее с нами выступали дирижеры Роджер Норрингтон, Кристофер Хогвуд, Кристиан Тецлафф, Владимир Юровский, Андраш Адориан и другие. И сегодня я сам понимаю, что наш коллектив уникальный и в смысле репертуара, и исполнительского уровня музыкантов. Мы играем и ансамблями — квартеты, квинтеты, и симфонии Шумана или Мендельсона, Чайковского, и современную музыку. Мы быстро переключаемся.

У вас сложился и семейный ансамбль — вы выступаете иногда со своими сыновьями — пианистом Иваном Рудиным и скрипачом Федором Рудиным. Как существует ваше «трио»?

Александр Рудин: Мне невероятно повезло, что мои старшие дети нашли себя в этом деле и каждый из них — яркая личность. Иван не только прекрасный пианист, но и феноменальный организатор. Он уже больше 10 лет делает международный фестиваль Ars Longa, а теперь еще и руководит Московским государственным симфоническим оркестром. Федя уже третий год является концертмейстером Венского филармонического оркестра, играет, кроме этого, камерную музыку, учится дирижированию в Венской академии. Конечно, мы встречаемся редко, потому что все очень заняты, но у нас есть чат, где мы переписываемся. Обычно мы собираемся вместе для концерта, например, для Тройного концерта Бетховена, который мы как раз планируем сыграть в феврале Москве. Мы все трое совершенно разные музыканты, но общий язык находим очень легко — и в трио, и в общении между собой.

Все мы живем сейчас в очень сложном и агрессивном по отношению к человеку, к природе, а теперь еще и к искусству мире. Как вам удается в таких условиях сохранять свое фирменное рудинское равновесие ?

Александр Рудин: Не удается, к сожалению. Все эти проблемы влияют на всех нас. Ситуация крайне печальная, абсурда хватает в каждой стране. Но мы с нашим оркестром стараемся ни с кем не ссориться, в том числе из-за политики, потому что все это разобщает, особенно — в условиях пандемии. Мы при всех обстоятельствах должны оставаться оркестром и вместе играть музыку. И в этом смысле я не могу пожаловаться на непонимание.