Музыкальный театр им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко отмечает 100-летний юбилей

Музыкальный театр им. К.С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко отмечает 100-летний юбилей

У Музыкального театра на Большой Дмитровке особенная родословная: его основателями были главные реформаторы театральной сцены в ХХ веке Константин Сергеевич Станиславский и Владимир Иванович Немирович-Данченко. С тех пор прошло 100 лет, но созданный ими театр продолжает жить активной творческой жизнью. Один из лучших музыкальных домов Европы, он открыт новым идеям и контактам, востребован и любим публикой. О том, какими событиями отмечает театр свое 100-летие, какие премьеры предстоят в новом году, о новом векторе в балете, КоOPERAции и спецпроектах для публики рассказали на «Деловом завтраке» в «Российской газете» художественный руководитель оперы Александр Титель, главный дирижер театра Феликс Коробов и художественный руководитель балета Лоран Илер.

Макет для Отелло

Ближайшие события к 100-летию театра — гала-концерты и мировая премьера «Влюбленного дьявола» Александра Вустина. Почему вдруг эта опера, написанная по роману Жака Казота, казненного во времена Французской революции, привлекла сегодня внимание театра?

Александр Титель: Мы давно планировали с Володей Юровским поставить что-то современное, поскольку наш театр считался в свое время лабораторией советской оперы. Действительно, когда мы устраивали вечер памяти моего учителя Льва Михайлова, в программе звучала музыка Прокофьева, Шостаковича, Тактакишвили, Слонимского, Рубина, Яначека и многих других. Мы начали искать, и вдруг сразу два человека — дирижер Томас Зандерлинг, сотрудничавший с нашим театром в проекте «Фиделио» Бетховена, и замечательный современный композитор Владимир Тарнопольский — назвали мне оперу Вустина «Влюбленный дьявол». Оказалось, что эта партитура пролежала у него в столе лет тридцать. Когда с ней познакомился Владимир Юровский, она ему очень понравилась. Меня заинтересовала личность Казота. Он был знаменит не только своими литературными опусами, но и тем, что, по легенде, на одном аристократическом ужине предсказал каждому из присутствующих, как он окончит жизнь: кто перережет себе вены, кто попадет на эшафот, кто окажется в петле. Это было во времена, когда все радостно приветствовали революцию, а Казот уже тогда сказал: нечего ликовать, кончится все плохо! В романе «Влюбленный дьявол» интересна постановка вопроса: в литературной традиции дьявол — обычно мужчина (Мефистофель, булгаковский Воланд), а у Казота в роли князя тьмы выступает прелестная девушка. Для меня эта партитура непривычна и по музыкальным ощущениям: с таким составом оркестра, где доминирует перкуссия, я в опере еще не сталкивался.

Началась ли уже работа с Андреем Кончаловским, который ставит у вас «Отелло»?

Феликс Коробов: Да, уже сдан макет спектакля, в ближайшие дни состоится встреча по костюмам. С Андреем Кончаловским у нас было несколько коротких, но важных разговоров: обсудили принципиальные вещи, касающиеся музыкального текста, редакции, направления этой постановки.

Александр Титель: Андрей Сергеевич абсолютно укоренен в процесс, в понимание того, что есть суть репертуарного театра. Когда я ему сказал, что у нас все солисты будут свои, он ответил: и слава богу! Он человек, знающий, что такое команда, воспитанная в определенных художественных и эстетических условиях.

Этот музыкальный театр создавался Станиславским и Немировичем-Данченко как режиссерский, но сильной оказалась в театре и дирижерская линия: в разные годы здесь работали выдающиеся советские дирижеры — Сук, Самосуд, Голованов, Китаенко, Проваторов, Михаил Юровский, Колобов и целый ряд крупных дирижеров. Чувствуете ли вы какой-то фундамент, традицию оркестра?

Феликс Коробов: Традиция одна: это качественные, искренние спектакли и честная работа с оркестром, с певцами, с балетом. У нас действительно дирижерская составляющая всегда была на очень высоком уровне. Долгие годы в театре работал совершенно фантастический дирижер Вольф Горелик. Его спектакли — это наш золотой фонд. Когда я учился в консерватории на виолончели, я приходил в Театр Станиславского и играл в его спектаклях. Я садился на последний пульт к нему даже тогда, когда стал концертмейстером Госоркестра: просто получал удовольствие от того, как Вольф Михайлович чувствовал спектакль, как ощущал ритм, форму, которую создавал. Это всегда был отдельный спектакль в спектакле.

Александр Титель: Он был совершенно беззащитен, он был лишен того неизбежного профессионального цинизма, которым все обрастают на своем профессиональном пути: и дирижеры, и врачи, и режиссеры. А он был лишен этого. Делая «Пассажирку» Вайнберга, он не спал ночами. После «Богемы» плакал.

Феликс Коробов: Уже в новое время мы продолжаем сотрудничать со значимыми дирижерами: началось это с приглашения Марка Минковского на постановку «Пеллеаса и Мелизанды», потом с нами работал и Фабрис Боллон, дирижировавший «Тангейзером», и Уильям Лейси в спектакле «Сон в летнюю ночь», и один из самых замечательных советских дирижеров Александр Лазарев. Событием стал приезд к нам на два спектакля «Севильский цирюльник» крупнейшего в мире специалиста по музыке Россини Альберто Дзедды.

Не может быть хорошего результата, если в спектакле хорошая хореография, но плохой оркестр и плохой свет
Александр Титель: Когда я ему написал письмо с приглашением, он ответил: я бы с удовольствием, но я видел один «Севильский цирюльник» в Москве, и мне это ужасно не понравилось. Тогда я послал ему диск с нашим спектаклем и сопроводил его несколькими словами о том, что поскольку я всегда ищу перекличку времен, рифму времени спектакля, мне кажется, что в «Севильском цирюльнике» его радостному, восторженному времени освободительных революций в Европе начала ХIХ века соответствует послевоенное время в Европе, когда все выжили и поняли, что выжили. Наш спектакль посвящен искусству неореализма. И я получил ответ: приеду!

Редко, когда дирижер в театре дирижирует и балеты, и оперы, как это делает Феликс Коробов. Помимо жанрового разнообразия, это дает возможность работать с абсолютно разными постановщиками: от Григоровича и Ноймайера до Петера Штайна и Туминаса. Удается ли предлагать такого уровня творцам собственные идеи или в основном это путь компромиссов?

Феликс Коробов: Действительно, среди дирижеров, особенно главных, дирижирование балетом непопулярно. Но у меня к балету, кроме любви, есть интерес как руководителя оркестра. Когда я пришел в театр, у нас были два оркестровых состава: в балетном сидели все худшие, в оперном сидели все лучшие. Разница их звучания была катастрофической. Тогда я встал за балетный пульт и смиксовал состав, чтобы уровень музыкального исполнения был достойным и в балете, и в опере. Безусловно, балет имеет свою специфику. И прежде чем начать заниматься балетом серьезно, я должен был научиться разговаривать с балетными на их языке. Мне повезло, потому что балетмейстеры, с которыми я работал, стали моими творческими друзьями. Для Джона Ноймайера, Юрия Вамоша, Михаила Лавровского музыка — это не «ум-па-па», под которую нужно попадать ногами, а важная составляющая спектакля. И я был очень рад, когда на нашей первой встрече с Лораном Илером именно это было произнесено: музыка — одна из важнейших составляющих спектакля. Как пишет Малер, спектакль «хороший, когда все хорошо вместе — певцы, оркестр, художник, режиссер».Не может быть хорошего результата, если в спектакле хорошая хореография, но плохой оркестр и плохой свет.

Лоран Илер: Главное — найти баланс, гармонию между хореографией, музыкой и оркестром. Я настаиваю в балете на музыкальности. Я видел дирижеров, которые совершенно потеряли себя, потому что играли «под ногу». Артисты балета могут капризничать и требовать: здесь побыстрей, а здесь помедленней! Так происходит во всем мире. Но у меня идет постоянная битва: я хочу дать музыке ее место, потому что в балете это его помощь, подмога, опора. И это факт, что все известные хореографы невероятно музыкальные люди.

Мостики для публики
В последнее время театр стал активно работать со зрителями: устраивает открытые репетиции, экскурсии, лаборатории, просветительские программы. Теперь зрителя надо как-то особенно привлекать в театр?

Александр Титель: Сегодня это неизбежная инфраструктура любого музыкального театра: готовить своего зрителя. У нас и прежде были детские спектакли, существовали программы «Знакомство с оркестром», «Путеводитель по оркестру». Но сейчас нам удалось наладить эту работу как некую систему. Европейские театры давно так работают. В Английской национальной опере есть программа ENO Baylis, и я видел, как они работают с больными детьми, с трудными школами. Как-то я был на концерте Лондонской симфониетты в школе, где, судя по контингенту, учились одни бандиты. И надо было видеть ухмылки этих 14-летних подростков, их реакцию на приход музыкантов, и какие потом у них были лица! Четыре музыканта из знаменитой Лондонской симфониетты провели лучший урок музыки на моем веку.

Феликс Коробов: В разных странах есть свои традиции: в Америке — это лекции Леонарда Бернстайна, в Англии нет мальчика или девочки 14 лет, которые не посмотрели бы «Путеводитель по оркестру» Бенджамина Бриттена с комментариями великих дирижеров. А в нашей российской жизни часто уходят даже уроки музыки в общеобразовательных школах: это основа для понимания музыки, «три кита» Дмитрия Кабалевского (песня, танец, марш). Я помню, как моя мама, работавшая в Свердловском музучилище, ходила со студентами в общеобразовательные школы на уроки музыки. Свердловск тогда был криминальный город. И классы были трудные. Но дети к концу урока затихали и начинали что-то понимать: по крайней мере, не дали бы сразу же подзатыльник на улице мальчику со скрипкой.

Александр Титель: Об этом уже надо не просто говорить, а надо этого добиваться. Потому что мы свои великие традиции уже потеряли. В этом смысле Советский Союз был одной из самых передовых стран в мире: классическое искусство было доступно для всех, оно пропагандировалось, было повседневной средой культурной жизни А теперь, наоборот: в испанских электричках или в нью-йоркских парикмахерских звучит классическая музыка, а у нас — сплошная дешевка.

Лоран Илер: Мы живем все в более быстром темпе, и нужно адаптироваться к тому, что общество меняется. Это вопрос, какой будет публика завтрашнего дня? Каким образом привлечь ее в театр? Мы открываем двери театра, но при этом надо придумывать мостики, дорожки, по которым публика должна прийти к нам. Все эти междисциплинарные истории придумываются для того, чтобы возбуждать интерес зрителя, отвечать на его запросы. Зрители очень любопытные: они хотят знать, как происходит работа в театре, в чем суть творческого процесса? Мне кажется, надо сделать доступ к театру более демократичным и обязательно привлекать публику к классике: это очень важно.

Лебединый модерн
В Москве сегодня несколько оперных театров, балетных компаний, концертных залов, имеющих оперный и балетный репертуар. Как вы определяете свою нишу в этом музыкальном ландшафте?

Александр Титель: Эту нишу определил один из основоположников нашего театра Владимир Иванович Немирович-Данченко. Он сказал: у нас «другой театр». Что он понимал под этим определением? Он назвал три кита, на которых должна базироваться репертуарная политика театра: современная опера, классика, которая интерпретирована иначе, чем везде, и музыкальная комедия. В дальнейшем многие европейские театры строились по тем же организационным и творческим лекалам: в частности, «Комише-опер», которую создал в 1947 году в Берлине Вальтер Фельзенштейн (он ставил у нас «Кармен»), Английская Национальная опера в пору, когда была еще репертуарным театром. Может быть, четвертым «китом» для Немировича-Данченко было понятие «ансамбль». Театр опирается на труппу, воспитанную в определенной эстетике, в определенном умении слышать музыку жизни, сочетать ее с музыкой на сцене.

Лоран Илер: Я согласен с тем, что говорил Александр Борисович. Мне кажется, что труппе необходимо иметь свое собственное лицо, свою идентичность. И с самого начала, когда Антон Гетьман предложил мне занять место руководителя балетной труппы, мы говорили о нише театра Станиславского, о том, какое место этот театр занимает в жизни Москвы. Когда я приехал в Москву и увидел артистов, я почувствовал их невероятное желание работать, готовность идти вперед, выкладываться. Поэтому я не приглашаю в труппу людей со стороны: я хочу показать артистов театра Станиславского, их возможности в полном объеме.

В России традиционно большие балетные труппы, поэтому базовым репертуаром остаются большие спектакли. Ваш поворот к современной хореографии, к малоформатным спектаклям встретил понимание у труппы и публики?

Лоран Илер: У нас в репертуаре около 15 больших классических балетов. За то время, как я начал работать в театре, мы сделали четыре вечера, которые состоят из трех-четырех одноактных балетов. Мне было интересно подпитать русских артистов, дать им доступ к новым техникам и стилям. И зрителям также интересно смотреть разнообразные программы. Конечно, у меня классическая школа, и я знаю ее ценность. Но сейчас мы пытаемся делать то, что было упущено. Например, в репертуаре Театра Станиславского не было ни одного балета Баланчина! А ведь это одна из самых больших трупп Москвы.

Вы будете делать «Дон Кихота» в редакции Рудольфа Нуреева. Чем интересны балетные редакции Нуреева, которые практически не известны в России?

Лоран Илер: «Дон Кихот» — один из лучших балетов в мире: он представляет структуру большого классического балета, каким видел его Мариус Петипа. По поводу версии Нуреева существуют разные мнения, но мне кажется важным показать ее русской публике. Когда Нуреев начал работать в Парижской опере, у него были очень большие амбиции в отношении качества своей работы, поэтому все его балеты — это сложнейшие марафоны, и прийти к их идеальному исполнению возможно именно через усилия, через работу, через требования к самим себе.

Вы получили ранг этуали от Нуреева за партию Зигфрида в «Лебедином озере». В Парижской опере этот балет шел в версии Владимира Бурмейстера, созданной для Театра Станиславского и Немировича-Данченко. Сегодня этот спектакль еще сохраняется?

Лоран Илер: Нет, сейчас в Париже показывают версию Нуреева. Но действительно это поразительно, что именно после «Лебединого озера» Бурмейстера — символа балета театра Станиславского, я стал этуалью Парижской оперы.

В следующем сезоне балет театра Станиславского впервые выступит в Париже. Какую программу покажет там труппа?

Лоран Илер: В Париже нас просят показать программы современной хореографии. Как правило, российские труппы показывают классические балеты. И когда я говорю о собственном лице театра, я имею в виду то, что сегодня мы имеем в репертуаре целую коллекцию современных балетов, которые могут заинтересовать зрителей. В следующем сезоне мы поедем также в Азию, и там как раз хотят видеть более традиционные вещи: возможно, мы повезем «Эсмеральду» Бурмейстера.

Опера будущего
Готовясь к 100-летию театра, какую стратегию определили для себя?

Александр Титель: Еще лет восемь назад мы сформулировали векторы нашей политики: поставить все знаковые спектакли театра со времен Станиславского и Немировича-Данченко. так появились «Война и мир», «Пиковая дама», «Евгений Онегин», «Кармен», «Сказки Гофмана». Другой вектор — знаменитые партитуры, никогда не шедшие у нас: «Тангейзер», «Аида», «Дон Жуан», «Итальянка в Алжире». И третий вектор — раритеты, в том числе, и музыка ХХ века: «Медея», «Енуфа», «Царь Эдип», «Замок герцога Синяя Борода». В нашем репертуаре сохраняются три оперы и два балета Сергея Прокофьева, гения ХХ века. Я считаю, русский театр может гордиться и бесконечно ставить Стравинского, Прокофьева, Шостаковича. Они должны быть такими же кумирами публики, как Рихард Штраус в Германии или Пуччини в Италии, Бриттен в Англии. Это вопрос нашего воспитания. Что касается современных авторов, то, начиная со времени открытия Малого зала, когда состоялась мировая премьера «Гамлета» Владимира Кобекина, мы поставили «Кафе «Сократ» на музыку Мийо и Сати, «Метаморфозы любви» Александра Журбина, диптих Леры Ауэрбах и Лены Лангер, «Фрау Шиндлер» Томаса Морса.

Родится ли в недрах нашей лаборатории новый Моцарт или новый Прокофьев, Станиславский или Мейерхольд, жизнь покажет
В театре появился яркий экспериментальный проект: лаборатория молодых композиторов и драматургов КоOPERAция под руководством Екатерины Василевой. В вашем представлении это только лаборатория или новый язык оперы?

Александр Титель: Это очень занимательный проект, и то, что полсотни молодых людей так страстно, рьяно занимаются современной музыкой: певцы, музыканты, либреттисты, драматурги, композиторы, а режиссеры мечтают все это ставить — абсолютно замечательно. Родится ли в недрах этой лаборатории новый Моцарт или новый Прокофьев, Станиславский или Мейерхольд, жизнь покажет. Но там собираются интересные и талантливые люди. И уж, конечно, я буду рад видеть в нашем театре молодых режиссеров, в том числе, моих учеников — Лешу Смирнова, Диму Белянушкина, Таню Миткалеву.

Театр составил хронику своей 100-летней истории, где собрано много интересных фактов: в том числе оказалось, что в оркестре театра почти 60 лет были настоящие, церковные колокола, спасенные Немировичем-Данченко от переплавки. В 90-е годы их отдали назад церкви. Какие колокола звучат теперь в оркестре?

Феликс Коробов: Колоколов больше нет. Но мы стараемся заниматься по возможности натуральными звуками. Поскольку я не люблю компьютерное моделирование, у нас есть оркестровые редкости, которых вы больше нигде не услышите. В спектакле «Медея» в момент бури у нас работает старинная «люстра»: кусок металла, который треплет ударник, и получается звук бури. В увертюре к «Манон» Массне мы используем «каторжные цепи», которые специально сковали. В «Силе судьбы» у нас висит рельс, изображающий звучание колокола. Разве что в «Войне и мире» реально не стреляем из пушек.

Идею юбилейного вечера можете раскрыть?

Александр Титель: Мы сыграем все лучшее, интересное, разнообразное из того, чем мы занимались и продолжаем заниматься каждый день. На концерте выступят все звезды нашей труппы: Хибла Герзмава, Ксения Дудникова, Лена Гусева, Наташа Мурадымова, Лена Максимова, Дима Ульянов, два наших замечательных тенора — Нажмиддин Мавлянов и Николай Ерохин, и многие другие. Будут все: лишь бы бог дал здоровье и время. А главное, о чем мы думаем сейчас, — это, каким будет наш следующий, 101-й сезон.

Предстоящие премьеры юбилейного 100-го сезона:

22,23 декабря. Юбилейные гала-концерты к 100-летию театра.

Трансляция на канале «Культура» 23 декабря в 22.20.

15,17 февраля. Мировая премьера. «Влюбленный дьявол» Александра Вустина. Режиссер Александр Титель, дирижер Владимир Юровский.

20 апреля. Балет Ингер/Браун/Прельжокаж. Дирижер Феликс Коробов.

30 мая. «Отелло» Джузеппе Верди. Режиссер Андрей Кончаловский. Дирижер Феликс Коробов.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки

Читайте также

Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.