Уральцы собрали сердечную дань москвичей

Уральцы собрали сердечную дань москвичей

«Горе от ума» вызвало полярные оценки. Пьесу режиссер назвал «скучнейшей» и попытался расцветить грубоватыми кунштюками. Грибоедовский текст сопротивляется, смысл рассыпается, невнятица ведет к скуке. Символом спектакля сделан уже подзабытый интернет-персонаж «ждун» — двадцать плюшевых игрушек танцуют на сцене, самый крупный становится идолом, обвешанным золотыми цепями. Разряженная массовка в беспрерывной сутолоке на сцене — провинциальная дискотека, втиснутая в коммуналку. Еще больший анахронизм — Ленин, вместе с саркофагом кочующий из спектакля в спектакль. Про Александра Андреича Чацкого уловить можно разве, что был он в «гейропе» — нежное приветствие обращает к мужчине, обряжен в узкий алый костюмчик и огромную лаковую фуражку стриптизера. Что ему этот дом, зачем ему Софья, испытывает ли какие-то чувства, кроме нарциссического презрения к окружающим — понять нельзя. Момент, когда Игорь Баркарь молча закрывает ладонями лицо, говорит о его герое больше, чем дикие крики и прыжки до того. Пьеса о русском европейце, пережеванном и выплюнутом Москвой, могла бы обрести впечатляющую актуальность, если бы текст ее так не мешал режиссеру и актерам в их фейерверке придумок.

Совсем другие отношения у Коляды с гоголевским миром и языком. «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» — сочинение Коляды по мотивам Гоголя, мозаика его главных тем и образов: широта и энергия плотской жизни, недостижимость счастья, одиночество и неприкаянность человека, скоротечность и невозвратимость сущего. Здесь красота и печаль, юмор и мистицизм истинно гоголевские. Мечтам поручика Шпоньки о тихой жизни в отставке не удалось сбыться, как не удалось получить орден, как тетушке не удалось женить его и понянчить внуков — он тихо и быстро умер, необъяснимо и внезапно, как в самой жизни.

Южный хуторской мир Коляда делает подводным царством: он пестрой стаей вьется водоворотом, таращится, хлюпает и чмокает, объедается сахарной ватой, томно колышется у майского древа, трепеща плавниками. В цветистом буйстве спектакля есть кульминационная сцена, исполненная тишины и поэзии. Потрясенный красотой лунной ночи Шпонька видит божий замысел о мире и человеке, и, пронзенный этим открытием, не может вернуться в радужный ил биологически предопределенной жизни. Олег Ягодин в этой сцене отменяет комический рисунок, повадку бочком и дробный, пришептывающий говорок — выпрямляется, просто и сокровенно открывая глубины сердца.

Центральным событием гастролей стала премьера «Оптимистической трагедии». Пьесу Вишневского режиссер перечитал к столетию Гражданской войны, открыв в ней новые страшные смыслы. Образами и голосами Смерти становятся все: от деревенской старухи, похоронившей дочь, до случайно расстрелянного матроса, от бежавших из плена офицеров до пламенных агитаторш — фурий революции в красных платках. Противостояние комиссара корабля и его экипажа мнимо, они равно обречены. Пророчествуя об общей гибели, так долго, так церемониально сыплются красные гвоздики в цинковые корыта.

Коляда умеет видеть сценический потенциал самых обыденных предметов, творя из них мир своих спектаклей с изумляющей фантазией. Кто мог бы представить, что десятки пустых пластиковых канистр, двигаемые в ряд из глубины планшета на авансцену, издают точный звук шипящего прибоя, а голубая эта линия становится волной, выкатывающей к зрителю одно за другим тела матросов. Женщины, стоящие над мертвыми мужчинами безмолвными рядами — это образ русского ХХ века.

В сложно придуманном, умном спектакле есть ряд тонко сработанных ролей. Тамара Зимина почти без слов играет, обобщенно-символически, Россию, раз за разом убиваемую, истерзанную, матерински жалеющую своих мучителей и всех мучимых. Сергей Федоров — пугающе-убедительный Сиплый: расчеловеченная тьма и грязь, обретшая надтреснутый голос. Мурад Халимбеков в роли Алексея показывает сильное, молодое и красивое животное, которое именно потому имеет шанс стать человеком, что здоровые инстинкты и чувства в нем сильнее идей, а потребность в свободе определяет его независимость в суждениях и действиях. И, наконец, центр спектакля: Комиссар Василины Маковцевой — самая пронзительная и зрелая роль в репертуаре звезды труппы. «Коломбина десятых годов», чахоточная надломленная девочка, которая на поясе рядом с кобурой носит плюшевого зайца. За ее стальной звенящей напряженностью, горькой складкой усталости, минутами глубокой задумчивости встают история и жизнь — петербургский миф Серебряного века, утрата родного мира, решимость драматургически-красиво выстроить собственное жертвоприношение, напрасность которого ей очевидна. Окончательно с пафосом революционного подвига расправились потомки — беспощадным и точным финалом с обывателями, резвящимися под пошлый шлягер у памятника героям, режиссер утверждает бессмысленность любых войн.

Московские зрители, подарив любимой труппе букеты алых сердец на прощанье, уже ждут новой встречи — как всегда, в январе на Страстном.

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки

Читайте также

Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.