Президент США Барак Обама, который пришел к власти на обещаниях спасти Америку от череды военных авантюр своего предшественника, обеспечил себе место в истории как рекордсмен среди всех американских лидеров по продолжительности участия в конфликтах. Как отмечет в своей публикации в газете New York Times обозреватель Марк Лэндлер, «если администрация продолжит боевые действия в Афганистане, Ираке и Сирии в следующие восемь месяцев, остающиеся до конца второго срока Обамы…, то он войдет в историю как первый президент США, при котором страна непрерывно находилась в состоянии войны от начала и до конца». Это практически не подлежит сомнению с учетом принятых решений Белого дома о сохранении военного присутствия в Афганистане в 2017 году, увеличении контингентов спецназовцев и советников в Ираке и Сирии.

Едва ли это тот результат, на который рассчитывал Обама, получивший в 2009 году Нобелевскую премию мира — по признанию многих комментаторов, явно присужденную авансом. За время его правления американские военные не только продолжали участие в унаследованных от Джорджа Буша-младшего конфликтах, но и втянулись в боевые действия в других странах. В общей сложности они проводили военные операции в семи государствах — в Афганистане, Ираке, Йемене, Ливии, Пакистане, Сирии и Сомали.

Печальный для американского лидера рубеж был пройден шестого мая. В этот день Обама опередил по продолжительности боевых действий не только своего предшественника, но и всех остальных президентов США, включая Франклина Рузвельта, правившего в годы Второй мировой войны, и Авраама Линкольна, возглавлявшего страну в период гражданской войны.

Конечно, нельзя не признать, что на сегодня в Афганистане находятся около десяти тысяч бойцов, а в Ираке около четырех тысяч — это на порядок меньше контингента из 200 тысяч в этих двух государствах, который Обама получил в наследство от Буша-младшего.

Обама известен скептицизмом в отношении использования американской военной силы за рубежом и регулярно подвергается за это критике вашингтонского внешнеполитического истеблишмента, считающего его чрезмерно осторожным. Американские интервенции в период его правления действительно выглядели вымученными и урезанными. Масштабных войн нобелевский лауреат не развязал, а операции в Афганистане и Ираке сократил. Зато ограниченное, вязкое участие в конфликтах, включая точечные операции с применением бомбардировок, беспилотников и спецназа, стало для Америки новой нормой, переписав само определение того, как выглядит война США в XXI веке.

Обаме удалось лимитировать масштаб, но полностью выбираться из трясины конфликтов у американского президента так и не получалось. В 2011 году он триумфально объявил о выводе войск из Ирака лишь для того, чтобы три года спустя около 400 американских военных вернулись туда в ответ на метастазы экстремизма в лице боевиков ДАИШ (арабское название запрещенной в РФ экстремистской группировки «ИГИЛ»). За два года число звездно-полосатых бойцов в Ираке выросло до четырех тысяч.

Многократно данное обещание вывести американский контингент из Афганистана до конца 2016 года так и не воплотилось в реальность. К 2016 году под контроль боевиков «Талибана» перешло больше районов, чем когда-либо с 2001 года, и под давлением военных советников, настаивавших, что афганцы пока сами не готовы сдерживать экстремистов, Обама согласился пока оставить в стране контингент из примерно пять тысяч.

Лэндлер поясняет такое положение дел подходом Обамы к зарубежным конфликтам: он рассматривает их не как масштабные вызовы, требующие мобилизации всех национальных ресурсов, а скорее как хронические, но терпимые и ограниченные по масштабам проблемы, не несущие угрозы существованию США и далеко не всегда затрагивающие их жизненно важные интересы.

Например, один из ближайших внешнеполитических советников и единомышленников президента Бен Родс, как сообщает издание The Daily Beast, недавно признал, что «гордится США в Сирии нечем», но, с другой стороны, по его мнению, «более удачных вариантов действий у Вашингтона не было, никакие наши действия не сделали бы ситуацию лучше».

Критики Обамы, как правило из числа сторонников более активного военного вмешательства в Сирии, называют такую позицию фатализмом, и считают, что «силы зла» выходят из под контроля именно из-за слабой и нерешительной политики действующей администрации США.

Иногда Обаме удавалось идти наперекор голосу американского внешнеполитического истеблишмента, как, например, в 2013 году, когда он неожиданно для всех в последний момент отказался отдать приказ о ракетных ударах по силам правительства Сирии. Или в начале 2015-го, когда Обама, как позже выяснилось не без влияния со стороны немецкого канцлера Ангелы Меркель, отказал Украине в поставках летальной военной техники и вооружений, хотя большая часть его окружения, включая вице-президента и госсекретаря, советовали согласиться.

В других ситуациях скептицизм Обамы в отношении военных инструментов отступал перед этим давлением. Так, президент одобрил бомбежки Ливии, что сам в недавнем интервью журналу The Atlantic косвенно признал одной из основных своих ошибок. А кризис на Донбассе обернулся настоящим ренессансом для НАТО в его классической антироссийской форме. Обама одобрил предложенные Пентагоном планы по укреплению восточного фланга альянса и курс на военное сдерживание России.

На заре своего президентства Обама давал понять, что, на его взгляд, в долгосрочной перспективе наиболее важным для США регионом является Азия, в направлении которой он и планировал грандиозный разворот американской военной и торгово-экономической политики, получивший название «Pivot to Asia». Но разгул экстремизма на Ближнем Востоке, отчасти спровоцированный политикой его предшественников, так и не позволил Обаме перевернуть ближневосточную страницу, а кризис на Украине послужил поводом для разворота США не в будущее, а в прошлое — к политике времен «холодной войны» по укреплению НАТО на европейском театре.